Лирические строки о блокадном ленинграде. Антология блокадной поэзии. Из февральского дневника

БЛОКАДНЫЙ ЛЕНИНГРАД
(Ко дню снятия блокады)

Тип выставки - тематическая, внутрибиблиотечная.
Читательское назначение - для всех групп читателей.
Целевое назначение - познакомить читателей библиотеки с изданиями, которыми располагает МЦБ, рассказывающими о тех трудных 900 днях блокады Ленинграда во время Великой Отечественной войны.
Месторасположение выставки - абонемент МЦБ.
Оформлена: 20 января 2010 г.
Оформление выставки: книга, заголовок, цитаты, вырезки из журналов, рубрика.

Цитаты:

Слава и тебе великий город,
Сливший воедино фронт и тыл,
В небывалых трудностях который
Выстоял, сражался, победил

Вера Инбер, 1944.

Бомбами поле изрыто,
Трупы на зяблой земле,
Судьбы оборваны чьи-то,
В этом военном котле.

И. Петрухин

Эффективность выставки - выставка демонстрировалась 10 дней. Заинтересовала все категории читателей.

Литература:

1. Берггольц, О. Ф., Дневные звезды. Говорит Ленинград [Текст] / О. Ф. Берггольц. - М.: Правда, 1990. - 480 с.
2. Великая Отечественная… [Текст] : (Краткая иллюстрированная история Великой Отечественной войны для юношества) / авт.-сост. Н. Ерошин, В. Таборко. - М.: Молодая гвардия, 1975. - 572 с.
3. Венок славы. Антология художественных произведений о Великой Отечественной войне: в 12-ти т. Т. 3: Подвиг Ленинграда [Текст] / сост. П. Карелин. - М.: Современник, 1983. - 606 с.
4. Вторая Мировая война: фотоальбом / сост. и авт. текста Т. С. Бушева. - М.: Планета, 1989. - 414 с.
5. Где плещет невская волна: альбом / Б. Б. Фабрицкий, И. П. Шмелев. - Л.: Художник РСФСР, 1989. - 272 с.
6. Города-герои Великой Отечественной войны [Текст] : атлас / ответ. ред. Э. К. Галшуллина, Е. В. Акулова. - М.: Главное управление геодезии и картографии при Сов. Мин. СССР, 1985. - 86 с.
7. Гранитный город [Текст] : литературно-художественный сборник / сост., вступ. ст. и прим. М. Кралина. - Л.: Дет. лит., 1988. - 231 с.
8. Кардашов, В. И. Ближе всех к Ленинграду: Северо-восточные районы Ленинградской области 1941-1944 гг. [Текст] / В. И. Кардашов. - Л.: Лениздат, 1986. - 136 с.
9. Мир отстояли - мир сохранили [Текст] : альбом / сост. С. Н. Левандовский. - Л.: Художник РСФСР, 1986. - 207 с.
10. О подвиге твоем, Ленинград [Текст] : альбом / авт.-сост. Е. Я. Зазерский. - М.: Изобразительное искусство, 1970. - 272 с.
11. Павлов, Д. В. Ленинград в блокаде [Текст] / Д. В. Павлов. - М.: Воениздат, 1958. - 161 с.
12. Подвиг народа: памятники Великой Отечественной войны. 1941-1945 [Текст] / сост. и общ. ред. В. А. Голикова. - 2-е изд., доп. - М.: Политиздат, 1984. - 341 с.
13. Подвиг народа: памятники Великой Отечественной войны. 1941-1945 [Текст] / сост. и общ. ред. В. А. Голикова. — М.: Политиздат, 1980. - 318 с.
14. Подвигу 40 лет [Текст] : альбом / авт.-сост. Э. Н. Пугачева. - М.: Советский художник, 1985. - 276 с.
15. Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград в русской поэзии [Текст] : антология. - СПб.: Лимбус Пресс, 1999. - 672 с.

Коммунисты превратили Екатерининский дворец, один из самых красивых дворцов в мире, в музей. Его великолепие резко контрастировало с обширными районами трущоб, которые располагались на Петроградской стороне и в Выборгском районе и были населены рабочими.

Брошенные баржи, вмерзшие в лед довоенного Ленинграда. Эта картина помогает представить, какие сильные морозы царят в городе зимой. В первую зиму блокады многие ленинградцы умерли от холода, особенно после того, как в декабре 1941 г. из-за нехватки топлива было отключено отопление.

Одной из характерных особенностей советских городов была общественная система радиовещания, которая компенсировала отсутствие личных радиоприемников. Эта группа людей, среди которых оказался и моряк Балтийского флота, внимательно слушает речь Молотова, в которой он сообщил о том, что Германия напала на Советский Союз.

Эта фотография сделана в сентябре 1941 г., когда бомбардировки и артиллерийские обстрелы были для ленинградцев еще в новинку, а воронки привлекали толпы зевак. Насос откачивает из воронки воду, чтобы можно было починить водопроводные трубы.

Ленинградцы заделывают вход в универмаг на Староневском проспекте. На этой фотографии хорошо видны архитектурные особенности города – широкие, прямые проспекты с высокими прочными зданиями. Группа рабочих, запечатленных на снимке, среди которых мы видим и женщин, работает под руководством представителей военно-инженерной службы.

Ленинград был крупным центром тяжелой промышленности. На этом снимке мы видим токарные станки, которые загружаются на грузовики для эвакуации. Эти станки стояли на Станкиловском заводе, который немцы с 1941 по 1943 год подвергали усиленным обстрелам, поскольку он производил вооружение.

Этот районный партийный руководитель, товарищ Приставко, обращается к группе граждан, собравшихся в красном уголке райисполкома. Люди выглядят здоровыми и довольно упитанными. И кажется, что ради такого случая были нарушены строгие правила светомаскировки.

Артобстрелы и бомбежки продолжали нести разрушение и смерть и увеличивали ужас положения, в котором очутились ленинградцы. Квартиры, расположенные над заколоченным досками продовольственным магазином, который изображен на снимке, были разрушены прямым попаданием снаряда. Вагоны, стоящие у дома 199 по проспекту 25 Октября, вывезли большую часть обломков и мусора.

Оглушенная, но живая ленинградка Корбова, которую мы видим на снимке, стоит рядом со своей квартирой, поврежденной попаданием немецкого снаряда. Удивительно, но мебель, несмотря на разрушенные стены и пол, сохранилась нетронутой и даже осталась на своих местах.

Ужасные реалии в осажденном городе. Уборка трупов с улиц Ленинграда вскоре стала таким обычным явлением, что уже не вызывала никакого интереса у прохожих. Эти мертвые тела убирают на площади Восстания, недалеко от Московского вокзала.

Это одна из самых знаменитых фотографий времен осады Ленинграда – красноармеец смотрит на трупы людей, погибших от немецких снарядов. После того как Гитлер отказался от прямого штурма города, главным немецким оружием, которое использовалось против его защитников, стали бомбы и артиллерийские снаряды – и голод.

20 августа 1942 г. семью Амелькиных постигла беда – их дом был сильно поврежден вражеским огнем. Толстые стены, должно быть, приняли на себя всю силу взрыва, поскольку мебель и семейный самовар остались практически нетронутыми.

Довольно грубый фотомонтаж, на котором изображен Невский проспект во время обстрела. Мы видим, как слева люди бегут по тротуару, спасаясь от разрыва снаряда на мостовой. На переднем плане лежат трупы, и, хотя хорошо видно, что они слишком крупные для фотографии, это трупы настоящие.

Подпись под фотографией этих трех жертв немецкого воздушного налета называет нам их имена: «С.А. Горшков, девятилетний учащийся школы №122 Ленинского района, Зоя Куликова, рабочая, и Александра Ильина, строительная рабочая». Все они умерли в госпитале.

Нарвский жилой район неподалеку от Финского залива стоял как раз на пути приближающихся немцев. Для строительства этой баррикады был использован булыжник дорожного покрытия. На плакате изображен рабочий, поднявший в угрожающем жесте руку и провозглашающий: «Кровь за кровь, смерть за смерть».

Эти две женщины патрулируют улицу. Особо ценные работники, вроде этих, иногда получали дополнительную надбавку к своим продуктовым карточкам. Такую надбавку имели отряды, обслуживающие Дорогу жизни. Об обязанностях патрульных говорят нарукавные повязки этих женщин.

В отчаянном стремлении выжить в блокаду многие люди занимались воровством, особенно после крупных воздушных налетов и артобстрелов. Для того чтобы ситуация не вышла из-под контроля, молодым коммунистам, вроде тех, что изображены на снимке, было выдано оружие и предоставлено право арестовывать людей, подозреваемых в совершении краж.

Эти тепло одетые, с виду совсем не голодные женщины пьют чай в своей заводской столовой. Это типичная фотография из тех, которые делались для того, чтобы показать советскому народу, что, несмотря на блокаду, жизнь в Ленинграде идет своим чередом. На заднем плане даже можно рассмотреть бутафорские пирожные!

Несмотря на войну и город, люди праздновали Новый год. На этом снимке молодая девушка выбирает елочные украшения из выставленных на прилавке. Несмотря на то что они находятся в помещении, покупательница и продавец тепло одеты, поскольку отопление почти не работало – экономили топливо.

Солдаты и штатские стоят в очереди за газетами на Литейном проспекте. На лицах гражданского населения уже видны следы голода и лишений, которые во время первой блокадной зимы усилятся во сто крат.

Этот военный покупает билет на концерт, во время которого исполнялась Седьмая симфония Шостаковича. Такие культурные события в течение всех 900 дней блокады были очень популярны среди защитников Ленинграда, как военных, так и гражданских, напоминая им о мирной жизни.

По всему городу возникали небольшие мастерские, вроде изображенной на этом снимке. Этот рабочий ремонтирует пистолет-пулемет ППШ. Простая конструкция и грубое исполнение многих видов советского стрелкового оружия позволяли производить эту работу даже неквалифицированным рабочим.

Первоначальная подпись под этой фотографией гласила: «Жизнь в героическом Ленинграде. Заводы по производству оружия продолжают свою работу и во время бомбардировок и воздушных налетов. Это – Царева, которая регулярно выполняет план на 300 процентов». Ленинград в течение всей войны оставался главным центром по производству оружия.

В первые годы блокады снаряжение и продукты доставляло в город большое число небольших судов и барж. На обратном пути они вывозили рабочих, без которых предприятия могли обойтись, стариков и детей в безопасные районы Советского Союза.

Гужевой транспорт на Дороге жизни. Ледовая дорога, проходившая по Ладожскому озеру, хотя и не могла снабдить город всем необходимым и к тому же находилась под постоянным обстрелом немецкой артиллерии и подвергалась налетам с воздуха, зимой 1941/42 года, без сомнения, спасла население Ленинграда от вымирания.

Свет, отражающийся ото льда, не позволяет определить, чьи самолеты летят в небе – русские или немецкие, но, судя по тому, что машины спокойно продолжают свой путь, вряд ли это немецкие бомбардировщики. Количество грузов, перевозимых грузовиками, зависело от толщины льда, а скорость движения машин часто равнялась скорости пешехода.

Войска испытывали постоянную нехватку оружия, поэтому необходимо было собрать и починить как можно больше винтовок. Этот отряд только что получил отремонтированные винтовки Мосина–Нагана. По лицу человека, проходящего мимо солдат, видно, что его мысли далеки от военных забот – может быть, он думает, где бы раздобыть еду?

Этого ребенка эвакуируют из Ленинграда во время блокады. Гитлер сравнивал славян с кроликами и говорил, что «они будут спасать только свою семью, если правящий класс не заставит их подумать о других». Ленинградцы в течение трех лет успешно отвергали притязания его так называемой «расы господ».

Еще один труп отправляется на кладбище. О первой блокадной зиме, когда многие погибли от голода, один очевидец писал: «В худший период блокады Ленинград находился во власти людоедов. Одному Богу известно, какие ужасы творились за стенами квартир».

Провал наступательных операций, которые Красная армия проводила под Ленинградом в начале 1942 г., обрек население города на новые страдания. Налеты авиации, артиллерийские обстрелы, отсутствие электроэнергии и топлива приводили к тому, что системы жизнеобеспечения города прекратили свою работу. Ленинградцам приходилось прилагать огромные усилия, чтобы выжить. На этом снимке мы видим женщин, которые стоят в очереди за водой.

Расчистка улиц от снега, без которой невозможно представить жизнь в России, осуществлялась в Ленинграде, невзирая на осадное положение. Эту работу обязаны были выполнять ленинградцы всех возрастов.

Эти жизнерадостные ленинградские мальчишки сумели сохранить свой задор. Постоянное недоедание оставило след на их лицах, а мальчик справа, стоящий на лыжах, одет явно не по погоде. Мальчик с сигаретой, которого мы видим в центре, несомненно, наслаждается этим запретным удовольствием.

Во время блокады поощрялись хорошие отношения между бойцами и мирным населением. Посещение раненых в госпиталях считалось очень важным делом. Эта девочка, одетая в свое лучшее платье и очень здоровая на вид, раздает в госпитальной палате письма раненым.

Ленинградцы украшают свой город, чтобы отпраздновать окончание трехгодичной блокады. Эти женщины развешивают перед входом в свое учреждение советские флаги.

Советский плакат с изображением Сталина. Диктатор, приложивший огромные усилия для спасения города во время войны, в первые же послевоенные годы стал завидовать его славе и славе героев блокады. Ходили слухи, что он приложил руку к смерти Жданова в августе 1948 г.

После осады. По мере того как жизнь постепенно входила в свое обычно русло, группы школьников, вроде той, что изображена на фотографии, возобновили осмотр достопримечательностей города. Но, хотя на зданиях, улицах и пешеходных дорожках уже не видно следов разрушений, на окнах и в парках еще сохранились свидетельства 900-дневной блокады.

Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся!..
В ночи ни люди, ни дома
Не знают, кто из них проснётся.

И поутру, когда ветра
Метелью застилают небо,
Опять короче, чем вчера,
Людская очередь за хлебом.

В нас голод убивает страх.
Но он же убивает силы…
На Пискарёвских пустырях
Всё шире братские могилы.

И зря порою говорят:
«Не все снаряды убивают…»
Когда мишенью - Ленинград,
Я знаю - мимо не бывает.

Ведь даже падая в Неву,
Снаряды - в нас, чтоб нас ломало.
Вчера там каменному льву
Осколком лапу оторвало.

Но лев молчит, молчат дома,
А нам - по-прежнему бороться,
Чтоб жить и не сойти с ума…
Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся.

В июне 1941-го Алисе Фрейндлих шесть с половиной лет. 1 сентября она пошла в первый класс 239 школы на Исаакиевской площади. А 8 сентября началась блокада Ленинграда.
- В начале войны проблем с едой мы не ощущали. У немцев ведь всегда на полочках что-то припасено. Я помню, как к нам прибегала соседка с чашечкой, просила немножко, пару ложечек, манки для своего ребенка. И бабушка ей насыпала манки.
Еще не наступила зима, еще шла осень 41-го. Еще можно было безмятежно отдать кому-то столовую ложку манки. Никто же не предполагал, что блокада будет так долго длиться. А потом наступила зима, и бабушка перешла на режим строгой экономии и дисциплины. Она больше не давала нам хлеб просто так. Только строго по часам. Помню, я сидела как истукан и подолгу смотрела на часы, на то, как бежит стрелка к тому заветному моменту, когда бабушка нам что-то даст. А ведь очень многие гибли из-за того, что сразу съедали свои 125 граммов хлеба, которые выдавались на сутки в самую тяжелую зиму.
У бабушки с довоенных времен оставалась горчица. Роскошь! С ней казался вкусным даже студень из столярного клея, который тогда все в Ленинграде варили. Еще у нас оставалась сода, мы бросали ее в кипяток, и получалась шипучка.

Топили в основном - мебелью, в итоге сожгли всю, кроме того, на чем нужно было спать и сидеть. В буржуйке сгорело полное собрание сочинений Толстого, прижизненное издание. Но тут так: или смерть, или книжки в огонь…

Сначала уехал папа - он эвакуировался с ТЮЗом, где к тому времени работал. Улетел буквально последним самолетом, после чего кольцо блокады окончательно сомкнулось. Мы с мамой почему-то с ним не поехали. Не знаю, в чем была причина. Может быть, потому, что всех взять не могли. Кстати, к нам отец так и не вернулся - в эвакуации у него появилась новая семья. Зимой 1941-го не стало нашей квартиры - в нее попал снаряд. Причем, по слухам, это был наш снаряд - то ли недолет, то ли перелет… Я очень хорошо запомнила, как мы вернулись домой и увидели выбитые стекла и двери, рояль, бедный, весь в штукатурке, все разметано…

Бабушка - Шарлотта Фёдоровна… Фридриховна она была, но по-русски уже Фёдоровна. Их выслали потом в двадцать четыре часа, и мы с мамой остались вдвоём.
Бабушка умерла в эшелоне. Их везли куда-то под Красноярск или Свердловск. Не доехала. Мы даже не знаем, где её могила…
Помню, когда мама провожала их на вокзале, там стояли большие котлы. Под ними были костры, и в них варились макароны, и они вываривались до состояния теста. Это тесто тут же замерзало, его рубили на буханки и выдавали вместо хлеба… Ну, естественно, бабушка тут же отрезала кусок и дала маме…
- Да, блокадники были очень сосредоточены на себе, и эта созерцательность своего внутреннего состояния и дала нам возможность, во-первых - выжить, во-вторых - всё, всё запомнить. Может быть, когда-нибудь напишу об этом… Вместе с трудным, с очень страшным, в моих детских впечатлениях из тех дней осталось и острое ощущение того, что у нас, блокадников, была особая потребность в улыбке - видимо, в этом заключалась и какая-то психотерапия, какая-то даже физическая защита…

Мир укрылся слоем пыли.
Есть во времени прорехи.
Мы те годы не забыли.
Пыль и время - не помехи.

Помним крошки, кровь и голод,
Фронтовую канонаду,
Снег в кастрюльке, лютый холод
И обстрелы, и Блокаду,

Помним дни и ночи эти,
Помним каждого из павших.
Мы - детей блокадных дети,
Наша память - в генах наших.

Мы очень мёрзли в январе,
Ложились спать в одежде тёплой.
Снаряд взорвался во дворе
И взрывом выбило все стёкла.

Сломался бабушкин цветок.
Мы грелись все в одной постели,
А пили только кипяток
И ничего давно не ели…

Братишка спит и не встаёт,
Сосёт губами покрывало.
На батареях - толстый лёд:
Трубу давным-давно прорвало.

Валюша, старшая сестра,
Весь день обходит коммуналки,
Потом с друзьями до утра
На крыше тушит «зажигалки».

А мама ходит на завод,
Для танков делает детали…
Какой тяжёлый этот год!
Мы все замёрзли и устали.

На фронте ранило отца,
Теперь он где-то на Урале.
По нам стреляют без конца.
Соседи все поумирали.

Вот и бабули больше нет,
И без неё нам одиноко.
Мне от неё остался плед
И пожелтевший томик Блока.

Она прошла неблизкий путь
От продовольственного склада.
Ей возле дома прямо в грудь
Попал осколок от снаряда…

А я, уснув на пять минут,
Щекой уткнувшись в угол пледа,
Уверен был, что нас спасут
И, наконец, придёт Победа.

Обстрелы, голод и мороз,
Нечеловеческую муку
Я пережил, я перенёс,
Чтоб рассказать об этом внуку…

В блокадную зиму 1941 года мне пришлось быть на Смоленском кладбище. Много печального и много скорбей можно было видеть там. Проходя мимо часовни Ксении блаженной, я обратил внимание, как время от времени к ней подходят закутанные до глаз люди. Стоят, молятся, целуют стены и засовывают в щели записочки. Вьюжным ветром записочки выдувало из щелей, и они катились по снегу.
Я подобрал три из них. На одной было написано: «Милая Ксеня, устрой так, чтобы я получила рабочую хлебную карточку на 250 граммов. Маня». На второй записке: «Дорогая Святая Ксенюшка, моли Бога, чтобы немец не разбомбил наш дом на Малой Посадской, 4. И чтобы мы не умерли голодной смертью. Таня, Вадик и бабушка». На третьей: «Дорогая Ксения, проси Бога, чтобы он сохранил моего жениха, шелапутного матроса Аркашку, чтобы он не подорвался на своем тральщике на мине в Финском заливе. Желаю тебе счастья в раю. Крепко целую тебя, Ксенюшка. Валентина. 27 октября 1941 года».

Война. 1941 год. Отец воевал. защищал Ленинград, а впоследствии дошёл до Берлина…

Мама пережила блокаду Ленинграда. Чтобы не было цынги заваривали кипятком еловую хвою для витаминов… Она была с младенцем на руках - мой старший брат родился в мае 1941. Ей, как кормящей, давали двойную порцию - два кусочка хлеба в день…

А затем… была «Дорога жизни» через ещё слабо замерзшую Ладогу.
Рядом грузовики бомбили и проваливались под лёд… и это чудо, что мама осталась в живых. Ей было всего 18 лет…

Все родные матери и отца погибли от рук фашистов, не осталось даже фото… У меня… не было бабушек и дедушек…

Скрип, скрип, саночки…
Ледяные кочки…
Ох, да по Фонтаночке
Мать везет сыночка.

Скрип, скрип, саночки…
- Спи, сыночек милый!
Ждет тебя, мой Санечка,
Братская могила.

Как судьба твоя страшна!
Рос бы мне отрадой!
Эх, кабы, милый, не война,
Кабы, милый, не война,
Кабы, милый, не война,
Не блокада.

Скрип, скрип, саночки…
Мать везет сыночка…
- А было тебе, Санечка,
Только пять годочков.

Скрип, скрип, саночки…
Старые салазки…
- Подрастал бы, Санечка,
Ты в любви и ласке,

Все отдать тебе сполна
Я была бы рада!
Эх, кабы, милый, не война,
Кабы, милый, не война,
Кабы, милый, не война,
Не блокада.

Скрип, скрип, саночки…
Белые сугробы…
- Ты прости уж, Санечка,
Что ни венка, ни гроба.

Скрип, скрип, саночки…
Снежные иголки…
- Помнишь, милый Санечка,
Леденцы на елке?

Помнишь, как была вкусна
Плитка шоколада?
Будь же проклята война!
Будь же проклята война!
Будь же проклята война
И блокада!

Скрип, скрип, саночки…
Тук, тук-тук, сердечко…
- Как же это, Санечка?
Ты ж сгорел как свечка.

Скрип, скрип, саночки…
- Ведь хлеб свой отдавала
Весь тебе я, Санечка,
Да, выходит, мало.

Скрип, скрип, саночки…
- Ой, что-то грудь сдавило!
Ох, присяду, Санечка,
Нету больше силы…

Тук, тук-тук, тук-тук…тук…

Кто-то помнит об этом со школьной скамьи,
Кто-то - с первых ступеней детсада…
В необъятной стране нет, пожалуй, семьи,
Где не знают, что значит - БЛОКАДА…

Про разруху и голод, про жизнь без прикрас,
Про спасение Летнего сада…
Мы вдыхаем, как воздух, правдивый рассказ
О суровой судьбе Ленинграда.

Из музейных архивов, из фильмов и книг
Про блокадные дни или ночи…
Я ни разу не слышал про тяжесть «вериг»,
Кровь за кровь - в череде многоточий.

Пискарёвские плиты - священный гранит
С миллионом непрожитых жизней…
Имена, словно знамя на теле, хранит,
Как присягу на верность Отчизне.

Вскоре - семьдесят лет с той жестокой поры,
Но не скоро затянутся раны…
Каждый год, в небеса отпуская шары,
В землю кланяюсь Вам, ВЕТЕРАНЫ!

«С Таней мы встретились в бомбоубежище поздней осенью 1941 года. Она писала дневник, и я писала дневник. Мы советовались. Но она писала кратко. Я, помню, ее спрашивала: Таня, почему ты так кратко пишешь? „Умерла мама“, „Умерла бабушка“, „Лека умер“. А она отвечает: во-первых, сил нет, а потом, говорит, боюсь сделать ошибки. А потом и в бомбоубежище школу закрыли, электричество отключили, занятия прекратились. Да и вообще все прекратилось», - вспоминает Наталья Федоровна Соболева.

84-летняя Наталья Соболева, несмотря на возраст, блокаду помнит в мельчайших деталях. В 41-м ей исполнилось 11 лет. Она вела дневник, но потом он потерялся. Однако это не мешает ей помнить имена, даты и подробности. Вместе с внучкой Аней однажды они обошли все памятные ей места на Васильевском острове - дом, где была их комната, бомбоубежище, где учились, подвалы, где прятались.

Ужасы зимы 1942 года, о которых другие бы умолчали, Наталья Соболева рассказывает с удивительным спокойствием. По ее словам, долгое время она сама боялась о них вспоминать, ей страшно было зайти в Музей блокады, который тогда находился в Соляном переулке, она не смотрела фильмы о войне, предпочитая жизнерадостное кино о любви. Но сейчас хочет рассказать. Чтобы предостеречь.

Таня Савичева

«С Таней мы были знакомы лет с шести, до школы, - вспоминает Наталья Федоровна. - Мы жили рядом - она в доме 13, а мы в доме 3 по 1-й линии Васильевского острова. Вместе бегали в керосиновую лавку. Нам обеим нравился запах. И она, и я, как только есть возможность, мы туда спускались и - фссссс - нюхали. Тогда керосин продавался не в бутылях, а был налит в огромную ванну, в которой переливался всеми цветами. И она смотрела завороженно, и я».

Потом они учились в 16-й школе, в параллельных классах. Наташа вместе с другими учениками дразнила Таниного брата: «Толстый, жирный, поезд пассажирный». «Потом он погиб на фронте».

Еще их объединяла любовь к сладкому: «В доме 13 была булочная, ее, кстати, закрыли только в 2004 году. Это была очень хорошая булочная, она принадлежала отцу Тани. Потом ее отняли, а отец вскоре скончался. У меня дед тоже владел пекарней и кондитерскими. Мы очень хорошо в этом деле обе разбирались - приходили туда и обсуждали изделия: бублики, баранки».

«Когда мы учились в бомбоубежище, я помню, что Таня сидела впереди меня - худенька такая девочка, истощенная, с очень сереньким личиком. На ней был платок, но она все время мерзла».

Школа 16, в которой они учились, во время войны превратилась в военный госпиталь. Поэтому сначала детей собирали в полуподвальном помещении красного уголка дома 1/3 по 2-й линии. О своей блокадной учительнице бабушка много рассказывала внучке Ане, а та написала сочинение, вошедшее в книгу «Дети войны». Пожилая учительница во время бомбежек уводила детей в бомбоубежище Академии художеств, прижимая к себе самых маленьких. «Стойкий оловянный солдатик», как ее прозвали дети, всегда приносила на урок свою маленькую собачку. Во время перемен собачка вставала на задние лапы и выжидательно смотрела на хозяйку, а та незаметно давала ей кусочек хлеба - размером с грецкий орех. Собачка слизывала его и просила еще. В глазах у учительницы стояли слезы. Дети к тому времени уже голодали, но никто не возмущался. Старая женщина была одинока, и собака была для нее как ребенок. Однажды учительница не пришла… Потом дети узнали, что кто-то в парадной вырвал собачку из рук учительницы. Через три дня женщина умерла от горя. От голода тогда еще не умирали, только опухали.

Сумасшествие мамы

Если сначала родители все отдавали детям, то вскоре, когда на детские карточки стали давать больше хлеба, родители просили хлеб у детей. «Мама говорила: „Иначе я умру“. Она правильно говорила. Она бы умерла. Но нам было непонятно, ведь все время она давала нам, а теперь отнимает. К тому моменту она ослепла и еле ходила. У нее было безразличие ко всему, даже к детям, лишь бы напитать себя. Страшный инстинкт выживания».

Наталья Соболева вспоминает, как она поняла, что мать ослепла. Они шли через первую линию Васильевского острова. «Мама была слаба и опиралась на мое плечико - вот это вот, - Наталья Федоровна подергивает правым плечом. - Мама ногти не стригла и впивалась ими в меня. И вдруг я отошла от нее, потому что не могла терпеть больше. А она смотрит на меня и говорит: „Дрянная девчонка, где ты?“ Смотрит и говорит - я поняла, что она меня не видит. Не видит! Я даже обрадовалась - ведь она не схватит меня за плечо… и она не схватила. Потопталась на месте и пошла. Так она дошла до трамвайных путей. А они вот на столечко выступают. Она ногой - раз-раз. А ноги не поднимаются, она могла только шаркать. Я смотрю - она опустилась на колени и поползла. Переползла трамвайные пути, а зацепиться, чтобы подняться, не за что. И она ползет дальше. Я с ужасом смотрю, а она ползет и ползет. Так она доползла до стены, встала и пошла… А однажды она поднималась по лестнице, держась за перила, а сверху спускался мужчина - таким же образом. Вот они встали друг напротив друга как столбы и не могли разойтись - сил не было. Я помогла их развести».

Мама сварила супчик

Другой случай Наталья Соболева называет «почти анекдотическим»: «Захожу я домой, а там пахнет чем-то теплым и даже вареным. Хорошо пахнет. А мама уже такая полусумасшедшая, сидит на кровати и говорит: «А я сварила супчик - хочешь поесть?» Я так удивилась - откуда вдруг супчик? Говорю: «Хочу. А из чего супчик?» «А я мокрицы набрала», - отвечает. А мокрица тогда дефицит была. Ее выщипали по всему городу. Она дает мне кастрюлю, я наливаю, черпаю ложкой, а там, на листьях мокрицы - вши и волосы. Рыжие, черные, седые. Оказалось, что она доплелась до врача, а там был кабинет санобработки, из которого волосы выкидывали во дворик. Вся трава была покрыта этими «отходами». Но мама-то этого не видела. Я отодвинула тарелку. А она сказала: «Ну давай я тогда съем. Не пропадать же добру».

Съесть чью-то жизнь

«Вот стоишь в очереди, даешь карточку: если она у тебя - ты отвечаешь, если даешь продавцу - то продавец отвечает. Он вешает хлеб - если карточку он передал вам и в этот момент хулиган вырвал - то все, продавец уже не отвечает, - рассказывает Наталья Федоровна. - И точно так же с хлебом: пока он лежит на весах - это ответственность продавца, как только вы начинаете протягивать руку, а в этот момент другая рука прямо с весов хватает этот кусок - ваша. И думаете что - вор бежит? Нет, он падает и тут же ест-ест-ест. А толпа дружно начинает его избивать. Никакого сочувствия - потому что он сожрал чью-то жизнь. А как правило, это были 13−14-летние мальчики, которым надо было прожить на иждивенческие карточки».

Кулечек счастья

В ту зиму 11-летней Наташе запомнились два радостных события - день рождения брата и встреча 1942 года, потому что для детей организовали елку.

«Брат попросил маму купить ему пушечку - и мама купила пушечку, которая стреляла горохом. Мама ему достала где-то 10 штук горошин, и он потом их расстрелял по углам - и растерял, и очень переживал, что нечем стрелять».

Елку организовали в каком-то помещении на 14-й линии. «Самое главное, что на второе давали гречневую кашу с котлеткой - это я запомнила на всю жизнь. И даже стаканчик киселя. Но и это было не все: когда мы уходили, нам дали по кулечку, в нем было несколько печенек, пряник и конфетка. Я запомнила, как долго нас учили глубоко прятать кулечки, чтобы никто не отнял. Елка даже не важна была. В кулечке было такое счастье невероятное. А Тани Савичевой не было - она дома осталась».

Все книги о еде

Наталья коротала дни чтением. «У нас была большая библиотека. Я помню, был дикий холод, а я читала об Амундсене. Я знала, что он погиб среди льдов и его тело не нашли. Но в книге его чудесным образом обнаружили замерзшего, но живого - и отогрели: это меня увлекало».

Но вскоре читать стало невозможно: с ужасом Наташа обнаружила, что все книги о еде: «бабушка позвала нас завтракать», «папа пришел с работы, и мы стали есть и поставили щи, борщ, рассольник»… Живот тут же сводило судорогами, и чтение приходилось срочно заканчивать.

Дядя Коля

Однажды поздно вечером на Васильевский остров к Соболевым пришел дядя Коля и остался. Он жил в Петергофе, там остались жена Наташа и девять детей. Работал он в Петербурге, в паровозном депо.

В то утро он вышел из дома и пошел к станции, чтобы поехать на работу. Но поезда почему-то не шли. Он пошел до Стрельны пешком. Оттуда сел на трамвай, отработал смену и собрался ехать домой. Но ему сказали, что ехать ему некуда - немцы заняли и Старый, и Новый Петергоф, и Стрельну. Так, за одну смену, немцы вплотную подошли к городу.

«Он вовсю ел дуранду - несколько мешков принес с предприятия, у него стоял двухметровый самовар, и он пил без конца. Чтобы было ощущение, что полный желудок. Врачи потом констатировали полную дистрофию. Организм ничего не получал от этих жмыхов - дуранды, а ощущение сытости было. Говорят, что люди тихо умирают. Но нет. Моему папе казалось, что вокруг какие-то чудики ходят, а дядя вообще убить соседку хотел. Все папу моего подговаривал: „Зачем она нужна, она одинокая, никому не нужна, а ведь у меня девять детей. И они погибнут, у тебя двое детей, они погибнут без тебя“. Но отец отказался. Дядя умирал страшно и перед смертью все время кричал. „Таля, детки. Таля, детки… не увижу я вас больше, не увижу“ - так кричал и умирал-умирал, долго и мучительно».

В комнате Соболевых в январе 1942 года умирали двое - отец и дядя. 21 января скончался отец Наташи. Перед смертью у него были галлюцинации - все казалось, что по квартире ходят призраки, показывал на них пальцем. «Когда умер папа, мы еще что-то чувствовали. Мы с мамой его свезли на Смоленское кладбище, дали хлеба там какому-то дяде с мальчишкой - они выкопали могилу», - рассказывает Наталья Соболева. В тот день семья получила паек, который ждала с начала месяца.

А паек был приличный. «Даже вино было, - вспоминает Наталья Соболева. - Дядя тогда уже не кричал, не говорил, но еще был теплый: наверное, в коме, и мама сказала влить ему вина. И я помню, как я поливала им лицо дяди».

«Дядя Коля продержался до конца января. 31 января к нам пришли с проверкой - мы говорим „видите, теплый, живой“. Ну и нам на него дали карточку. А он через день умер. Вот и досталась нам его карточка на февраль. Может, поэтому удалось продержаться и нам, и маме еще месяц». Дядю похоронили в братской могиле на Серафимовском кладбище - Смоленское уже было закрыто.

Расстрел семьи дяди Коли

Жену дяди Коли Наталью, которая осталась с детьми в оккупированном немцами Старом Петергофе, ждала страшная судьба. Из девяти детей троих самых старших - двух девочек и мальчика - забрали в Германию на работы. Из оставшихся шести детей 11-летний мальчик погиб от осколка, когда бежал в бомбоубежище. Остальные спаслись потому, что остались в землянке. «Чтобы выжить, помогали „и нашим и вашим“. Когда немцы узнали, что они помогали партизанам, они приказали тем покинуть землянки немедленно. На улице минус 25. Идти некуда. Тетя подумала, что припугнули, и осталась. А немцы пришли, выставили всех, показали пальцем на три землянки - раз-два-три, выходи. Тети Наташина землянка была третья. Как рассказывали, тетя моя стояла, у нее двухлетний ребенок на руках, тут трехлетний, пятилетний к ней приложился, рядом семилетний, а позади их подпирала 12-летняя девочка. Всех положили…»

Трое детей, которых отправили в Германию, выжили и вернулись. «В Германии они работали на военном заводе, в какой-то степени отливали бомбы для нас. Но это были почти дети, как их можно осуждать. Когда они вернулись, им не позволили даже заехать в Ленинград - прямиком отправили поднимать Волховстрой, вместе с пленными немцами. Условия там были хуже концлагерей: одна койка на двоих. Немцы недоумевали: „Нас-то понятно за что, а вы что сделали?“ Брат Женя пытался пробраться домой - в Петергоф. Но его поймали и посадили».

Дедушка и бабушка

Дедушка Иван Егорович умер 31 января 1942 г., потому что они с бабушкой Анной Петровной не могли три дня достать хлеба. Тогда была длительная задержка. Карточки были, но получить по ним продукты было сложно. «Я сама тогда ходила за хлебом аж на Петроградскую сторону. Мы стояли целый день на морозе, чтобы получить этот хлеб. Обратно идти было темно, я бежала через Тучков мост и думала: сейчас отнимут, сейчас отнимут. Мама сидела дома с папой - он был уже при смерти».

Бабушка Наташи умерла через полмесяца после мужа, 15 февраля, от голодной дизентерии. Воды не было. До Невы ей было не дойти, поэтому пили грязную воду из люков.

Всего в ту зиму у Соболевых умерли 13 родственников: няня Соболевых баба Маша, сестра бабушки Евдокия Соскова, жена брата бабушки Любовь Соскова, жена брата мамы Александра Язикова, двоюродный брат папы Александр Богданов, его сын Богданов Валя (16 лет), троюродный брат мамы Федор Абрамов, родной брат папы Сергей и его жена Нина, дядя Коля (брат мамы), бабушка, дедушка, отец.

Эвакуация

Весной 1942 года 11-летняя Наташа начала учиться в школе Шаффе, учителя обещали к августу пройти весь курс 4-го класса. Каждый день в столовой их с братом ждал горячий завтрак и обед с первым, вторым и даже иногда третьим. К тревогам и бомбежкам привыкли - в бомбоубежище уже не бегали.

Маленькая Наташа не хотела уезжать. Но их семья попала в списки принудительной эвакуации - мать не работала, а иждивенцы городу были не нужны.

Путь в Казахстан занял почти месяц. Поездка была страшной. «Мою маму все называли бабкой, никто не мог поверить, что ей 40 лет. Она была при смерти, полное истощение, полусумасшествие, слепота, полупаралич. Кормили нас хорошо, но это было не важно. Все постоянно поносили… и умирали - почти каждый день из теплушек кого-нибудь выносили. Как мы доехали - не знаю. Как вообще мама выжила».

Соболевых поселили в поселке Чистоозерное - район на границе Казахстана и Алтайского края. Пищеварение у всех наладилось только через полгода.

На восстановление маме понадобилось около двух лет. Постепенно к ней вернулось зрение. Но она так и осталась инвалидом.

«Сразу после того, как нам дали улучшенный паек (его еще называли микояновским), у меня и у других детей вырос огромный живот. Бабки деревенские думали неприличное, качали головами: „Ой, девочка, и такой живот“. Я была маленькая - не понимала, что у них на уме».

Чувство голода прошло только через десять лет. «Ели мы потом много, - говорит блокадница, - но ничего не помогало, был постоянный дикий голод».

Однажды они с братом услышали историю про восьмилетнего мальчика, который съел ведро картошки и не наелся. Они не поверили, решили попробовать, сварили пять килограммов картошки: «Все съели, и даже не то чтобы наелись. Если бы было ведро - было бы в самый раз».

Вернулись в Ленинград только в 1945-м. Из комнаты было вынесено все ценное, в потолке зияла огромная дыра на чердак, ее залатали только в 50-м. Наталья Федоровна вспоминает, что ходила в школу в папиных полуботинках 42-го размера, потому что другой обуви не было. А потом ей повезло - в школе выдали мужские черные ботинки, которые она сносила только к поступлению в Архитектурный техникум.

Аргументы и факты" впервые за 70 лет выпустили книгу, в которой собраны дневники детей, написанные в 1941 - 1945 гг. (читайте «АиФ» 15−16 за 2015 г.).

35 дневников написаны в блокадном Ленинграде, в гетто и концлагерях, в оккупации, на линии фронта, угнанными на работы в Германию, в тылу. Пронзительные, откровенные записи в них - самые страшные и честные документы той войны.

Предисловие к книге написал Илья Глазунов, народный художник СССР, который встретил войну маленьким мальчиком вместе с семьёй в Ленинграде и оказался в блокадном кольце.

Илья Глазунов, народный художник СССР, действительный член Российской академии художеств:

- …Голод. Вначале, несмотря на огромную слабость, голова была очень ясной… Потом временами начинаешь терять сознание, восприятие реальности нарушается…

«Ей теперь лучше»

Нестерпимый холод. Свыше 40 градусов мороза. Мы даже спали в пальто, шапках, закутанные сверху шарфами. Но это не спасало. В квартире было так же холодно, как на улице. Снег всю зиму не убирали. Трупы упавших от дистрофии людей заносила снежная вьюга…

Я навсегда запомню Новый год 1942 года… Моя бедная мама решила устроить мне ёлку, как всегда до войны. Она воткнула ветку в пустую бутылку из-под молока, завёрнутую в белую ткань… Повесила несколько ёлочных игрушек… Нашла свечку. Разрезала её на несколько частей, прикрепила к ветви… Из соседних комнат медленно шли родственники, опираясь на палки, закутанные, с неузнаваемыми от истощения лицами. Глядя на пламя угасающих свечей, все вдруг заплакали.

Первым в январе 1942 г. не стало дяди, брата моей матери. Константин Константинович Флуг - знаменитый китаист, работал в Академии наук, специалист по древним рукописям Китая XV века, в прошлом офицер Добровольческой белой армии.

Потом умер мой отец. Он страшно, протяжно кричал: «А-а-а-а!» - в комнате, освещённой тусклым пламенем коптилки. Как сказал врач, вследствие «психоза от голода». Отцовский крик долго потом стоял у меня в ушах и вызывал ужас…

В начале февраля 1942 г. умерла моя бабушка. Елизавета Дмитриевна Флуг - внучка знаменитого русского историка и статистика Константина Ивановича Арсеньева, воспитателя государя-освободителя Александра II. Я зашёл к ней в комнату. «Бабушка! Бабушка! Ты спишь?» В темноте подошёл ближе. Глаза её были словно полуоткрыты… Я положил бабушке руку на лоб. Он был холоден, как гранит на морозе… Не помня себя от ужаса, вернулся к маме и сказал: «Она умерла!» В ответ - едва слышный шёпот: «Ей теперь лучше. Не бойся, мой маленький, мы все умрём».

Как-то мама пришла из магазина напротив дома, где нам выдавали по 125 граммов хлеба на человека. С трудом дыша, легла на кровать и тихо сказала: «У меня больше нет сил, кажется, что это так далеко». С тех пор она не вставала.

Однажды я добрался до крохотной каморки, там жила наша родственница - тётя Вера Григорьева. Она переехала к нам два месяца назад, когда её дом разбомбили. Приоткрыв дверь, я увидел: она лежит в постели в зимнем пальто, закутанная в платок, под старыми одеялами. С её объеденного лица прыгнули в мою сторону три огромные крысы. Я успел закрыть дверь…

В доме 4 трупа… Запаха нет, потому что вся квартира была огромным холодильником… Первой решили хоронить бабушку. За деньги не хоронили, только за хлеб. Но мама и тётя Ася с трудом уговорили дворничиху тётю Шуру взять два дневных пайка хлеба - 250 граммов и 100 рублей. Тело замотали простынёй и зашили. На углу были вышиты инициалы бабушки «Е. Ф.». Дворничиха обвила бабушку верёвкой и привязала к моим детским санкам. Она обещала отвезти и похоронить на Серафимовском кладбище.

Спустя несколько дней после организации бабушкиных похорон я снова вышел на улицу. Во дворе стоял грузовик: по городу время от времени ездила спецбригада, собирала мёртвые тела. Из-под лестницы нашего дома выносили трупы. Это были скелеты - некоторые в грязном белье, некоторые в пальто, некоторые запорошенные снегом, с сумкой, - они умерли прямо на улице… Гора одеревенелых от мороза мертвецов в машине всё росла - их кидали, как дрова. И вдруг я увидел, как выносят труп, привязанный к моим детским санкам… Я подбежал к грузовику и прочитал: «Е. Ф.»…

«У всех одно горе»

Мой дядя (родной брат отца) Михаил Фёдорович Глазунов был главным патологоанатомом Северо-Западного фронта, академиком военной медицины. Он не раз просил шофёров, везущих по льду Ладоги медикаменты в осаждённый город, найти его семью, брата, мать, сестру, племянника и привезти их на Валдай, где находился центральный госпиталь Ленинградского фронта. Одна из грузовых машин смогла доехать до города. Это был конец марта 1942-го. Так я был спасён, выбравшись из осаждённого Ленинграда по Дороге жизни.

После месяца в военном госпитале, куда меня положил дядя, меня отправили в глушь Новгородской губернии - деревню Гребло у озера Великое. Я каждый день писал маме. Письма, помеченные штампом «Просмотрено военной цензурой», шли очень долго. Я успел получить два письма от неё.

«Дорогой мой, единственный мальчик! Всё время думаю о тебе. Никогда не думала, что буду так скучать. Как-то ты? Радуйся. Что уехал. Сегодня бы и есть тебе было нечего…

Не забывай… Всем поцелуй…"

«…Писать довольно трудно, но хочу написать пару слов. Вчера Инна принесла твоё письмо, которое прочла с захватывающим интересом. Спасибо. Рады, что ты сыт. А здесь бы мучился.

…Единственно, что хочу - к тебе. Не бойся за меня… Пиши мне, сколько можешь - одно счастье. Целую моего родного. Всем привет…"

Больше писем от матери не было. Мама умерла, когда мне было 11 лет. Тогда и поселилось в моей душе чувство одиночества… И воля к жизни. После блокады я так заикался, что даже поначалу в сельской школе отвечал письменно… Но никто не смеялся надо мной, все относились с любовью и дружеским пониманием.

Когда я вернулся в Петроград, город был очень пустынным… Я шёл по безлюдной набережной у Летнего сада, и иногда мне казалось, словно мама окликает меня. Я оглядывался, но видел могучие воды Невы и кружащиеся над ней стаи чаек. В 1944 г. (почти сразу после приезда) мне посчастливилось поступить в среднюю художественную школу при Институте им. Репина Академии художеств СССР. Искусство и упорный труд художника спасали меня от одиночества…

В 1945 г. Иосиф Джугашвили поднял бокал за великий русский народ. Я видел, как по Садовому кольцу в Москве вели пленных немцев. Стоя в толпе, я со жгучим интересом рассматривал тех, кто недавно бомбил мой великий город Петроград, презирая «низшую славянскую расу». Я смотрел на них с брезгливостью победителей… и ненавистью. Мне было уже 14 лет.

Никто не предполагал тогда, что побеждённые будут жить лучше, чем победители… И миллионы умерших на полях сражений русских солдат ужаснулись бы и не поверили бы, что настанут страшные времена распада нашей великой державы, за которую они отдавали свои жизни… Сегодня мы должны в новом поколении вырастить элиту нашего государства - мужественную, энергичную, преданную своему великому Отечеству, которая будет достойна памяти победителей в Великой Отечественной войне.

Жизнь уж теплится еле-еле,
В этом хрупком измученном теле.
Но душою она сильна,
За плечами Родная страна.
Каждый шаг ей даётся с трудом,
Казематом стал её дом.
Серый, тихий, холодный, постылый…
А когда-то был очень милый.
Раньше счастье здесь было… звучал детский смех,
Столько детских забав… сколько разных утех.
А теперь - он стал как-будто немой,
Словно раненый страж над могильной плитой.
Пусть будет проклята эта война!
Ведь девчушка осталась совсем одна.
Но она живёт… не сдаётся,
И за жизнь отчаянно бьётся…
Нужны силы… забрать эти 125 грамм,
Со слезами и горем разделить пополам.
И прожить ещё день, а быть может и два,
Хоть и сил уже нет - она ходит едва…
Ночью снится ей дивный сон,
Полон счастья и радости он,
В нём все живы: и мама, и братик, и даже отец,
И проклятой войне наступил уж конец!
Жизнь уж теплится еле-еле,
В этом хрупком измученном теле,
Но душою она сильна,
Даже смерть победит она!

Мой славный город… родной мой, Ленинград!
Ты с честью выдержишь войны кромешный ад!
Есть в душе у нас сила - эта сила в тебе!
Вместе мы победим всех на нашей земле!

Copyright: Лариса Рига, 2015
Свидетельство о публикации 115 020 507 217

Не представляю, как можно что-то не доесть и выкинуть еду? Это же ужас!
Елена Образцова вздрагивала только от одной мысли, что такое в наше время возможно.
- Если где-нибудь бываю и что-то остается на тарелке - обязательно беру это с собой.
Странную привычку звезды люди не понимали. Улыбались, когда знаменитая певица бережно собирала остатки салатиков и котлет в пластиковые контейнеры. Но Елена Васильевна не стеснялась. Ведь ей пришлось пережить блокаду Ленинграда…

На окраинах где-то звучит канонада.
Двор похожий на узкую яму колодца.
В стенах, эхо подстреленной птицею бьётся,
Повторяя тревожно: «Блокада, блокада»…
Город славный, красивый - войною загублен.
Под горою тряпья, на кровати железной,
Тень ребёнка - девчушки почти бестелесной.
Стул последний, ещё на дрова не изрублен,
Сиротливо стоит, прислонившись к кровати.
А на стуле - помятая старая кружка,
Рядом с кружкою - чёрствая хлеба краюшка.
Дотянуться, наверное, сил уж не хватит.
Смотрит девочка вдаль сквозь промёрзшие стены.
Где-то там её папа с фашистами бьётся.
Он их всех победит, он с победой вернётся
И с подарком для дочки, для девочки Лены.
Ветер носит по городу страшные слухи:
Папу осенью немцы в плену расстреляли.
Только Лене о том ничего не сказали.
Дотянуться б рукою до чёрной краюхи.
Жалко нету бабуси: она заболела,
Мама утром на санки её положила,
Мама молча в больницу её потащила.
Жалко нету бабуси - она бы согрела.
Ничего, ничего, скоро мама вернётся
И расскажет, что бабушке легче в больнице.
Над домами - железные чёрные птицы,
Вой сирены с простуженным ветром сольётся…
Труп холодный по городу женщина тянет.
Кроме Лены, она никого не обманет,
Не один точно также тащил в город санки.
Не вернётся бабуля домой из больницы.
Лене скажут, когда-нибудь, правду, конечно.
Разбегаются люди в тревоге, поспешно -
Распластались над улицей страшные птицы.
Вой сирены под взрывами бомб захлебнётся…
В драной шубке, в поношенной шапке-ушанке,
На коленях в снегу, опираясь на санки,
Истерически женщина в небо смеётся…
Смолкнут взрывы и гул, птицы прочь унесутся.
Люди выползут в мёрзлые улиц тоннели
И, в изъеденной взрывами мертвенной бели,
Молчаливо, зловеще в кружок соберутся.
Кто-то скажет: «Гляди-ка, как будто уснула.
Вон, чему-то во сне улыбается даже».
Шапка наземь скатилась и к страшной поклаже
Бездыханная женщина нежно прильнула.
Словно спит: улыбается в ворот шубейки,
Будто что-то хорошее вправду ей снится.
Русый волос с сединкой по снегу струится…
Лишь под прядью засохли кровавые змейки…
На окраинах смолкла давно канонада.
В старом доме старушка всё смотрит сквозь стены.
В ней лишь память от выжившей девочки Лены.
Память бьётся в висках страшным словом - блокада.

Этот город, неровный, как пламя,

Город-кладбище, город-герой,

Где за контуром первого плана

Возникает внезапно второй!

Этих храмов свеченье ночное,

Этих северных мест Вавилон,

Что покинут был расой одною

И другою теперь заселён!

Где каналов скрещённые сабли

Прячет в белые ножны зима,

И дворцовых построек ансамбли

Приезжающих сводят с ума!

Александр Городницкий

На зимних каникулах мы с классом ездили в Санкт-Петербург. Пробыли там шесть дней. Город этот удивителен и неповторим. Он так завораживает собой, своими просторами, воздухом свободы своих ровных проспектов, набережных... И хотя Петербург встретил нас слякотью, бесснежьем, хмурым низким небом, январским дождем, под который просто пели его деревья на проспекте Кима, на Смоленском кладбище, в Лавре... А названия улиц, станций метро: Каменноостровский проспект, Крестовский остров, Чёрная речка... Я слышу их и как будто взлетаю над этим миром, над Землёй… Дворцы, мосты, соборы, набережные, памятники, каналы, Петропавловская крепость, Адмиралтейство - всё овеяно неуловимым духом Российской Истории. Я поняла: это мой город и я хочу там жить. А значит – не знать о Петербурге – Ленинграде невозможно.

Актуальность

27 января, в День воинской славы России, страна отметила 70-летие освобождения города-героя Ленинграда от фашистской блокады, Актуальность выбранной нами темы состоит в том, что и в наши дни нельзя оставаться равнодушными к героизму людей оборонявших и защищавших Ленинград, стоявших насмерть, только бы не пропустить врага в колыбель Великого Октября, один из крупнейших политических, экономических научных и культурных центров страны. Это один из красивейших городов мира. За революционные, боевые и трудовые заслуги Ленинград награждён двумя орденами В.И. Ленина, орденом Октябрьской Революции, орденом Красного Знамени. За беспримерный подвиг во время Великой Отечественной войны ему присвоено почётное звание "Город - герой" и вручена медаль "Золотая Звезда".

Дом книги до блокады, во время блокады, наши дни

Объект исследования

Историю своей страны должен знать каждый. У человека, который не знает своего прошлого, нет будущего. Каким был блокадный Ленинград, кто те люди, которые увековечили память об этих трагических страницах истории? Именно об этом я хочу рассказать вам в своей работе. Следовательно, объект исследования - блокадный Ленинград, его образ в поэзии тех времен.

Предмет исследования

Творчество поэтов – блокадников.

Цель

Показать образ блокадного Ленинграда в поэзии.

Задачи

1.Узнать больше о блокаде Ленинграда.

2.Рассказать о поэтах - блокадниках.

3.Познакомится с их произведениями о блокадном Ленинграде.

4.Определить средства создания блокадного города в поэтических текстах.

5.Систематизировать полученную информацию.

Методы

1.Проектирование.

2.Информационно - аналитический.

Блокада Ленинграда. Память и уроки.

8 сентября 1941 года солдаты группы «Север» захватили город Шлиссельбург (Петрокрепость). В середине сентября был сдан город Пушкин. Наши войска отошли уже в черту города. Фронт рухнул. С этого дня началась длившаяся 872 дня блокада. Блокада была внезапной и неожиданной, как, впрочем, и вся эта война. Не было никаких запасов ни топлива, ни продовольствия. И вскоре, уже где-то в октябре, началась карточная система. Хлеб выдавали по карточкам. А затем одно за другим начались катастрофические явления, прекратилась подача электроэнергии, кончился водопровод, канализация, отопление.

Гитлер приказал в город не входить

Памятник Петру I до блокады, во время блокады, наши дни

Что такое карточная система? Она выглядела так. С первого октября давали уже 400 грамм хлеба для рабочих, 200 грамм служащим. А уже в ноябре месяце катастрофически начали сокращать норму выдачи. Хлеба давали рабочим 250 грамм, а служащим и детям 125 грамм. Это ломтик хлеба, некачественного, пополам с целлюлозой, дурандой и прочими примесями. Никакого подвоза продовольствия к городу не было. Надвигалась зима. И как назло, лютая зима, 30-35 градусов. Огромный город лишился всякого жизнеобеспечения. Его ежедневно нещадно бомбили. Отдельные наши воинские части находились недалеко от города, можно было пешком дойти. И солдаты, сидя в окопах, слышали разрывы авиабомб, и даже содрогание земли доходило до них. Бомбили ежедневно. Начались пожары. Горели дома, так как их нечем было заливать, водопровод не работал. Дома горели сутками. И солдаты оттуда, с фронта, оборачиваясь назад, видели столбы черного дыма и гадали, где и что горит. К декабрю улицы и площади города завалило снегом. Только кое-где оставались проезды для военных машин. Памятники заложили мешками с песком, витрины заколотили. Город преобразился. Ночью освещения не было. Патрули и редкие прохожие ходили со светлячками. Люди начали от голода терять силы. Но продолжали работать. Ходить на предприятия, особенно военные, ремонтировали танки, изготавливали снаряды, мины. Гитлер приказал в город не входить, чтобы избежать потерь в уличных боях, где танки не могли участвовать. Армия отбивала все наши попытки прорвать кольцо блокады. Немецкие войска, по сути весьма комфортно, без особых трудов ожидали, что наступающий голод и морозы заставят город капитулировать. Ленинградцы, еще оставшиеся в живых, мечтали дожить до травы.

Дожить бы до травы

Уже в октябре начала расти смертность. При этой катастрофически малой норме питания люди быстро тощали, становились дистрофиками и умирали. За 25 дней декабря умерло 40 тысяч человек. В феврале уже ежедневно умирало от голода 3,5 тысячи человек. В декабре люди писали в дневниках: «Господи, дожить бы до травы». Всего в городе умерло примерно 1 миллион человек. Жуков в своих воспоминаниях пишет, что умерло 1 миллион 200 тысяч. Смерть участвовала безмолвно и тихо в войне. … Писатель, защитник Ленинграда Даниил Александрович Гранин в своем выступлении в Бундестаге 27 января 2014 года рассказал немецким парламентариям факты, от которых содрогнулись и немцы. Этих фактов почти нет в книгах и в описаниях того, что творилось во время блокады в квартирах. Дьявол блокады, по его словам крылся во многом именно в этих подробностях. Где брать воду? Кто жил поблизости от каналов, Невы, набережных, ходили туда, делали проруби и ведрами доставали воду. Можно ли представить себе – подниматься на четвертый, пятый этаж с этими ведрами? Те, кто жили подальше, собирали и топили снег. Как его топить? На буржуйках, это маленькие железные печки. А чем топить, где брать дрова? Ломали мебель, паркеты, разбирали деревянные строения в городе.

Кормила дочь умершим братом

Уже спустя 35 лет после войны Д.А. Гранин вместе с белоруски писателем А. М. Адамовичем начали опрашивать уцелевших блокадников о том, как они выживали. Были поразительные беспощадные откровения. У матери умирает ребенок. Ему три года. Мать кладет труп между окон, это зима. И каждый день отрезает по кусочку, чтобы кормить дочь и спасти хотя бы ее. Дочь не знала подробности. Ей было 12 лет. А мать не позволила себе умереть и сойти с ума. Дочь эта выросла. Писатель с ней разговаривал. Она узнала спустя годы. Вы представляете? Таких примеров можно много привести, вот во что превратилась жизнь блокадников. … Однажды принесли дневник блокадника. Юре было 14 лет, он жил с матерью и сестрой. Дневник писателей поразил. Это была история совести мальчика. В булочных точно, до грамма, взвешивали порцию положенного хлеба. Обязанностью Юры в семье было достояться в очереди до хлеба и принести домой. В дневнике он признается, каких мучений ему стоило не отщипнуть по дороге кусочек хлеба. Особенно терзал его довесок, неудержимо хотелось съесть этот маленький кусочек. Ни мать, ни сестренка, казалось бы, не узнали об этом. Иногда он не выдерживал и съедал. Он описывает, как стыдно было, признается в своей жадности, а потом и в бессовестности - вор, украл у своих, у матери, у сестры хлеб насущный. Никто не знал об этом, но он мучился. В квартире соседями были муж и жена, муж был какой-то крупный начальник по строительству оборонных сооружений, ему полагался дополнительный паек. На общей кухне жена готовила, варила кашу. Сколько раз Юру тянуло, когда она выходила, схватить, зачерпнуть хоть рукой горячей каши. Он казнит себя за свою постыдную слабость. В его дневнике поражает постоянный поединок голода и совести, попытки сохранить свою порядочность. Мы не знаем, сумел ли он выжить. Из дневника видно, как убывали его силы. Но даже уже полный дистрофик, он не позволял себе выпрашивать еду у соседей. … Появились черные рынки. Там можно было купить кусок хлеба, мешочек с крупой, рыбину, банку консервов. Все это выменивалось не на деньги – на шубу, валенки. Приносили все из дома, что было ценного – картины, серебряные ложки. На улицах и в подъездах лежали трупы, завернутые в простыни. Были такие пункты с кипятком. Давали только кружку кипятка, и это часто спасало людей. Это было проснувшееся в людях сострадание. Город вопреки всему продолжал жить.

Я песни пел, осколки собирая

Блокада продемонстрировала не только чудеса мужества, стойкости, героизма. Блокада показала чудеса человеческого духа. Потому что люди не только работали, выживали - они творили, создавая прекрасное, и сохраняли для потомков величайшие ценности культуры, сокровища мирового искусства. …Давайте попытаемся представить себе изможденных, голодных людей, которые, шатаясь от слабости, спасали коллекции Эрмитажа, Русского музея, Петропавловки… Тех, кто вел экскурсии для солдат в нетопленых залах, демонстрируя порой пустые рамы - и страстно, ярко рассказывая о картинах, которые висели в этих залах. Для этого нужна была великая вера - вера в то, что настанет время, и эти картины вернутся, и люди, затаив дыхание, снова будут стоять перед ними… …Давайте представим себе тех, кто выходил на сцену в холодных залах, играл великую музыку, тем самым даря людям, которые ее слушали, великую веру в то, что наш народ, наша культура непобедимы. А еще - тех, кто дарил солдатам и горожанам великое чудо театра, дарил не только на классической сцене, но на сколоченных второпях подмостках, между боями. Есть воспоминания, что актерам фронтовых бригад выдавалось оружие, потому что в любой момент могла возникнуть необходимость его применить по назначению. …Давайте вспомним тех, кто спас библиотеки, коллекции в научно-исследовательских институтах. Говорят, коллекции картофеля и злаков никто не рассматривал как пищу, а книги - как растопку. …Давайте склоним головы перед памятью тех, кто писал стихи в умирающем городе, кто говорил с его жителями со страниц газет и из динамиков радиоточек. Их голоса спасали от одиночества, страха, страданий, а порой - и от безумия. Говорят, когда звучат пушки, музы молчат. В блокадном Ленинграде музы не молчали. И, может быть, именно это помогло городу выжить и не только выжить, но и показать всему миру такую высоту человеческого духа, которая воплотилась в музыке Шостаковича, в стихах замечательных русских поэтов. Они достойны памятника.

Блокадная мадонна

Ольга Бергольц

Ольга Бергольц - русская советская поэтесса, прозаик. Родилась в Петербурге 16 мая 1910 года в семье врача. Детские годы прошли на окраине Невской заставы. Окончила филологический факультет Ленинградского университета. В годы Великой Отечественной войны, оставаясь в осажденном Ленинграде, работала на радио, почти ежедневно обращаясь к мужеству жителей города. В это время Берггольц создала свои лучшие поэмы, посвященные защитникам Ленинграда: «Февральский дневник», «Ленинградскую поэму». После войны на гранитной стеле Пискаревского мемориального кладбища, где покоятся 470 000 ленинградцев, умерших во время Ленинградской блокады и в боях при защите города, были высечены именно её слова. Через некоторое время выходит книга «Говорит Ленинград» о работе на радио во время войны. Написала пьесу «Они жили в Ленинграде», поставленную в театре А. Таирова. Умерла Ольга Берггольц в Ленинграде в 1975.

"А ты мой голос слышал за кольцом"

Елена Вечтомова

Елена Андреевна Вечтомова - поэт, прозаик, очеркист. Она искала реализации творческих способностей, ещё в гимназические годы играя в театральной студии. Елена Вечтомова окончила историко-филологический факультет ЛГУ в одной бригаде с Ольгой Берггольц и Николаем Молчановым. После начала Великой Отечественной войны от эвакуации Елена Вечтомова отказалась и вместе с сыном осталась в блокадном Ленинграде. Читала стихи на радио, в госпиталях, на кораблях, в Доме писателей, готовила к изданию сборники Инге, печаталась в журналах. Делала репортажи для газеты «На страже Родины». Награждена медалями «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Её стихи, фронтовые репортажи и очерки идут к сердцам со страниц газет и журналов, звучат в эфире. Счастье прорыва блокады Елена Вечтомова встретила вместе с друзьями, в Доме радио. Умерла Елена Вечтомова 1 июня 1989 года на 81 году жизни.

"Все с этим городом навек - и песня, и душа"

Михаил Дудин

Михаил Дудин - русский советский поэт, переводчик, общественный деятель. Родился 20 ноября 1916 в деревне Клевнево Ивановской области в крестьянской семье. Учился в школе крестьянской молодежи на агронома, но агронома из него не вышло. Окончил Ивановскую текстильную фабрику-школу, получил специальность помощника ткацкого мастера, но ткачом тоже не стал. Начал писать стихи рано, с 1934. В 18 лет призывается в армию, учится в полковой школе младших командиров, но не успевает ее окончить. С 1939 года на фронте, сначала на Финской войне, затем на Великой Отечественной, с 1942 года работал во фронтовых газетах, в том числе в осаждённом нацистами Ленинграде. Творчество стало для него "спасением от страха и одичания". В годы войны вышли сборники "Фляга", "Костер на перекрестке". Умер Михаил Дудин 31 декабря 1993 года в Санкт-Петербурге.

Я, удостоенный шинели

Владимир Лифшиц

Владимир Александрович Лифшиц - русский писатель, поэт, драматург. Сын профессора медицины. Окончил Ленинградский финансово- экономический институт. Первая публикация в 1934 году; выступал главным образом как автор стихотворений для детей. В 1941 г. пошел в народное ополчение, участник Великой Отечественной войны. Был заместителем командира стрелкового батальона по политчасти на Ленинградском фронте. В сентябре 1944 ранен в бою, демобилизован в звании капитана. С конца 1940-х гг. жил в Москве. Выпустил около 30 книг стихов. Автор текстов песен ко многим известным советским кинофильмам, в том числе «Девушка без адреса», «Карнавальная ночь», «Сказка о потерянном времени» и другие. Большой популярностью пользовались его стихи «Баллада о черством куске», «Датская легенда» и цикл «Стихи Джемса Клиффорда», в котором под маской вымышленного английского поэта была высказана правда о войне и о жизни в тоталитарном обществе.

"Не ленинградец я по рожденью"

Асадов Эдуард

Асадов Эдуард Аркадьевич - русский советский поэт, Герой Советского Союза. Родился в городе 7 сентября 1923. Все свое детство и юность провел в Свердловске. В восьмилетнем возрасте написал своё первое стихотворение. Через неделю после выпускного вечера в школе началась Великая Отечественная война. По комсомольскому призыву Эдуард Аркадьевич Асадов ушел добровольцем на фронт. Сражался на Ленинградском, Волховском, Северо-Кавказском и 4-м Украинском фронтах. В перерывах между боями писал стихи: «Письмо с фронта», «В землянке» и другие. В ночь с 3 на 4 мая 1944 года в боях за Севастополь Асадов был тяжело ранен под Бельбеком и потерял зрение. После взрыва вражеского снаряда внезапно наступил мрак. Мрак навсегда. В госпитале, между операциями, писал стихи. После войны окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Затем у Эдуарда Асадова выходили книги «Снежный вечер» (1956), «Солдаты вернулись с войны», «Во имя большой любви», «Лирические страницы», «Песня о бессловесных друзьях», «Годы мужества и любви», «Дым Отечества», «Сражаюсь, верую, люблю!», «Высокий долг», «Судьбы и сердца», «Зарницы войны», «Не надо сдаваться, люди». Кроме того, Эдуард Асадов писал и прозу (рассказы «Зарницы войны», «Разведчица Саша», повесть «Фронтовая весна»). Умер Эдуард Аркадьевич Асадов в подмосковном городе Одинцово 21 апреля 2004, Москва.

«Ленинградскую беду руками не разведу, слезами не смою, в землю не зарою»

Анна Ахматова

Анна Андреевна Ахматова - одна из крупнейших русских поэтов XX века. войну встретила в Ленинграде. Русская поэтесса. Родилась под Одессой, в семье морского инженера-механика. Настоящая фамилия - Горенко, Ахматова - ее литературный псевдоним. Детские годы провела в Царском Селе. Окончила гимназию в Киеве. Училась на высших историко-литературных курсах Раева в Петербурге - городе, где прошла почти вся ее жизнь. Печататься начала в 1907 г. 28 сентября по настоянию врачей была эвакуирована из блокадного Ленинграда сначала в Москву, затем в Чистополь, оттуда через Казань в Ташкент. 31 мая Ахматова в числе первых вернулась из эвакуации в Ленинград. В Великую Отечественную войну 1941-1945 гг. поэтесса, видевшая своими глазами блокаду Ленинграда, создает цикл стихов, полной любви к родине. Ее поэзия обретает высокое гражданское звучание. В последние годы жизни Ахматова завершила «Поэму без героя», «Реквием». 5 марта 1966 года Анна Андреевна Ахматова умерла в санатории в Домодедово.

Прокофьев А.А.

Прокофьев Александр

Прокофьев Александр Андреевич родился 19 ноября 1900 года в деревне Кобона в семье крестьянина - рыбака и землепашца. Окончил сельскую школу и поступил в Петербургскую учительскую семинарию. Окончил Петроградский учительский институт Рабоче-крестьянской Красной Армии. С 1923 учился в литературной студии ленинградского Пролеткульта. Печататься начал с 1927 года. В 1931 году выпустил первую книгу стихов. Во время Советско-финляндской войны и Великой Отечественной войны Прокофьев - военный журналист, член писательской группы при политуправлении Ленинградского фронта. Умер 18 сентября 1971 года, похоронен на Богословском кладбище в Ленинграде.

Воронов С.

Воронов Сергей

Сергей Воронов - поэт, журналист, общественный деятель.. Пережил блокаду Ленинграда. Центральное место в стихах Воронова занимает тема войны и, в частности, - блокады Ленинграда. Воронов остро ощущал необходимость помнить войну, даже если эти воспоминания непомерно тяжелы.

Давыдов С.

Давыдов Саргей

Сергей Давыдов - поэт, прозаик, переводчик. Участник Великой Отечественной войны. Участвовал в боях в Белоруссии, Прибалтике. Считается «самым младшим из поэтов фронтового поколения». После войны Давыдов работал токарем на ленинградском заводе «Севкабель».

"Дыша одним дыханьем с Ленинградом..."

Около миллиона бойцов Ленинградского и Волховского фронтов сложили головы при обороне города на Неве, во время постоянных наступлений при попытках прорвать блокаду. Сейчас немногие знают, что первое наступление на Ленинградском фронте, направленное на прорыв блокады, началось в сентябре 1941 г., когда казалось, что Ленинград будет вот-вот взят. И вплоть до решающей операция 1944 г. «Январский гром», освободившей невскую столицу от блокады, наступления в 1942–1943 годах шли чередой с соответственными тяжелыми потерями. Около 60 тысяч солдат и офицеров Ленинградского фронта умерли от голода. Но это великое народное страдание не уменьшило в народе веру в победу. Это отразилось в поэзии военных лет, посвященной блокаде Ленинграда и битве за Ленинград. Одно из наиболее знаменитых стихотворений блокадного цикла Ахматовой - «Мужество», написанное 23 февраля 1942 года, показывает это Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет. Не страшно под пулями мертвыми лечь, Не горько остаться без крова,- И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово. Свободным и чистым тебя пронесем, И внукам дадим, и от плена спасем Навеки! Вера в победу была велика, распятый, голодающий, терзаемый Ленинград - в основе своей город святого Петра, распятого в 67 году римскими мучителями. Но за Распятием идет Воскресение. А до Воскресения Ленинграда было долгих 900 дней. Каким стал «град Петров» в эти трудные годы, каким мир увидел колыбель Революции в их стихах.

Поэт	Произведение	Образ города
Ольга Бергольц	"Сестре"	…Старый ДОМ на Палевском, за Невской, Низенький зеленый палисад.
Ольга Бергольц	"Первое письмо на Каму"	старый ДОМ разрушен наш
Ольга Бергольц	"Второе письмо на Каму"	как угрюмо твое ледяноеЛЕДЯНОЕ ЖИЛЬЕ, как врагами ИЗРАНЕННОЕ ТЕЛО твое…
Ольга Бергольц	"Третье письмо на Каму"	О, как мы встретим наших ленинградцев, не забывавших КОЛЫБЕЛЬ свою!
Ольга Бергольц	"Из блокнота сорок первого года"	В БОМБОУБЕЖИЩЕ, в подвале, нагие лампочки горят...
Ольга Бергольц	"29 января 1942"	Теперь одно всего нужнее мне: над БРОАТСКОЙ МОГИЛОЙ Ленинграда в молчании стоять, оцепенев.
Ольга Бергольц	"Стихи о ленинградских большевиках"	осенний СМОЛЬНЫЙ, БАЛТИКА, "АВРОРА", Петроград. Это имя той железной воли, о которой гимном говорят.
Ольга Бергольц	"Февральский дневник"	город был в ДРЕМУЧИЙ убран ИНЕЙ. Уездные СУГРОБЫ, тишина. Не отыскать в снегах трамвайных линий, одних ПОЛОЗЬЕВ ЖАЛОБА слышна. Скрипят, скрипят по Невскому полозья: на детских сапках, узеньких, смешных, в КАСТРЮЛЬКАХ ВОДУ голубую возят, ДРОВА и СКАРБ, УМЕРШИХ и БОЛЬНЫХ.
Ольга Бергольц	"Разговор с соседкой"	О ночное воющее небо, дрожь земли, обвал невдалеке, БЕДНЫЙ ленинградский ЛОМТИК ХЛЕБА - он почти не весит на руке...
Ольга Бергольц	"Песня о ленинградской матери"	И, хищникам пророча горе, гранаты трогая кольцо, - у ГОРОДСКИХ ВОРОТ в дозоре СЕДАЯ МАТЬ троих бойцов
Ольга Бергольц	"Ленинградке "	Смотри, как цепки пальцы и грубы! Я РВЫ на ближних подступах копала, Сколачивала жесткие ГРОБЫ И МАЛЫМ ДЕТЯМ РАНЫ бинтовала...
Ольга Бергольц	"В 1941 году в Ленинграде"	А напротив через Фонтанку – НЕМЫЕ сплошные ДОМА, ОКНА В белых бумажных КРЕСТАХ. А за ними ни искры, ни зги.
Анна Ахматова	"Птицы смерти в зените стоят"	ПТИЦЫ СМЕРТИ в зените стоят. Кто идет выручать Ленинград?
Анна Ахматова	"Так вот он - тот осенний пейзаж"	Так вот он - тот осенний пейзаж, Которого я так всю жизнь боялась: И НЕБО - как ПЫЛАЮЩАЯ БЕЗДНА, И ЗВУКИ ГОРОДА - как с ТОГО СВЕТА Услышанные, чуждые навеки.
Юрий Воронов	"Облака"	И потому что нету сил, А над землёю ВЬЮГА СТОНЕТ, Мы мёртвых, чтоб не рыть могил, В ТРАНШЕЯХ ГОРОДСКИХ ХОРОНИМ. Бушует ГОЛОД. И пока Не разорвать кольца блокады. И от ПОЖАРОВ ОБЛАКА КРАСНЫ, проплыв над Ленинградом.
Сергей Давыдов	"Ленинградец душой и родом"	Ленинградец душой и родом, болен я сорок первым годом. ПИСКАРЕКА во мне живёт. Здесь ЛЕЖИТ ПОЛОВИНА ГОРОДА и не знает, что дождь идёт…
Эдуард Асадов	"Ленинграду"	Крылья раскинувший над Невой, Город-КРАСАВЕЦ, город-ГЕРОЙ, Неповторимый город!
Елена Вечтомова	"Дети"	И детский плач в разломанном гнезде… БОМОУБЕЖИЩ КАТАКОМБЫ
Михаил Дудин	"Песня незнакомой девчонке"	И зарево после обстрела Горело над ЧЕРНОЙ НЕВОЙ.
Владимир Лифшиц	"Баллада о черством куске"	По БЕЗЛЮДНЫМ ПРОСПЕКТАМ Оглушительно-звонко Громыхала На дьявольской смеси Трехтонка. Вдруг навстречу лучам - Синим, трепетным фарам - ДОМ из МРАКА шагнул, Покорежен пожаром.
Всеволод Азаров	"Сердце Ленинграда"	Во тьме казалось: ГРОД ПУСТ Но неустанно бился пульс,
Юрий Воронов	"Обстрел"	Опять фанера хлопнула в окне И старый дом от взрыва закачался. Ребёнок улыбается во сне. А мать ему поёт о тишине, Чтоб он её потом не испугался.
Юрий Воронов	"Из писем на большую землю"	Наш ГОРОД В СНЕГ до пояса ЗАКОПАН, И если с крыш на город посмотреть, То УЛИЦЫ похожи на ОКОПЫ, В которых побывать успела смерть.
Юрий Воронов	"Из писем на большую землю"	Вагоны у ПУСТЫХ ВОКЗАЛОВ стынут, И ПАРОВОЗЫ МЕРТВЫЕ молчат, - Ведь семафоры рук своих не вскинут На всех путях, ведущих в Ленинград.
Юрий Воронов	"Февраль"	В нас голод убивает страх. Но он же убивает силы... На ПИСКАРЕВСКИХ ПУСТЫРЯХ Всё шире БРАТСКИЕ МОГИЛЫ
Юрий Воронов	"На московском вокзале"	ВОКЗАЛ МОСКОВСКИЙ ПУСТ, Уныло, как в ПЕЩЕРЕ. Под валенками хруст: Надуло снег сквозь щели
Юрий Воронов	"31 декабря 1941 года"	По Ленинграду СМЕРТЬ метёт, Она теперь везде, КАК ВЕТЕР. Мы не встречаем Новый год - Он в Ленинграде незаметен. ДОМА БЕЗ СВЕТА И ТЕПЛА, И без конца ПОЖАРЫ рядом. Враг ЗАЖИГАЛКАМИ ДОТЛА Спалил Бадаевские склады.
Юрий Воронов	"31 декабря 1941 года"	Блокадным бедам нет границ: Мы глохнем под СНАРЯДНЫМ ГУЛОМ, От наших ДОВОЕННЫХ ЛИЦ Остались лишь ГЛАЗА И СКУЛЫ
Юрий Воронов	"За воем сирен"	За ВОЕМ СИРЕН - Самолёты в ночи. За взрывом - ЗАВАЛЫ из щебня и лома,
Юрий Воронов	"Бомбежка"	За ЛЯЗГОМ И СКРЕЖЕТОМ – ВЗРЫВЫ И СВИСТ. Всё небо распорото боем. И жёлтые звёзды срываются вниз: Им выдержать трудно такое.
Александр Прокофьев	"А рядом были плиты Ленинграда"	Земля была от взрывов горяча. На МАРСОВОМ тогда копали ГРЯДЫ, Осколки шли на них, как саранча!
Николай Тихонов	"Киров с нами"	ДОМОВ ЗАТЕМНЕННЫХ ГРОМАДЫ В зловещем подобии сна, В железных ночах Ленинграда Осадной поры тишина.
Юрий Воронов	"Мы позабыли о тепле"	Мы позабыли о тепле, Перед глазами ХЛЕБ маячит

Блокадный Ленинград стал символом человеческих страданий и мужества, смерти и бессмертия. Стихи Анны Ахматовой, Ольги Берггольц, Юрия Воронова и других поэтов - страницы блокадной летописи. Книги их стихов - поэтическое свидетельство, пронзающее сердце. Смерть захватила город в кольцо, но внутри кольца - дышащий, всё ещё живущий город, взывающий о помощи. Ключевыми поэтическими образами можно назвать ХЛЕБ и ВОДУ – главные источники жизни. Портрет города создан поэтами крупными мазками, с помощью ярких деталей, передающих борьбу жизни и смерти. Город стал «сгустком пламени и льда», город стянут блокадным ремнем, где «домов затемненных громады в зловещем подобии сна». Описаний немного: поэты создают портрет блокадного города, используя самые общие детали, но именно эта обобщённость и рождает у нас ужас, боль, ощущение нереальности происходящего. Говоря о родных и узнаваемых приметах города: о Невском, который из многоликого, таинственного, фантастического проспекта, главной артерии города, превратился в льдистый, туда ходят за водой; о скелете Гостиного двора, символизирующем смерть,- поэты показывают, что с Ленинградом стало, во что его превратили фашисты. Рассказ О. Берггольц о прорванной на Литейном проспекте трубе и гибели человека, вмёрзшего в лёд, заставляет читателя похолодеть от ужаса и от осознания того, что это не из ряда вон выходящее событие в блокадном городе, а норма жизни. Традиционно поэтический текст делают ярким эпитеты. В поэзии блокадного города они скупы.

Поэт, произведение	Цветовые	Звуковые	Эмоциональные	Оценочные
Ольга Бергольц "Сестре"	Над каждою твоею черной раной лазоревые вырастут цветы.
Ольга Бергольц "Первое письмо на Каму"	Мне кровь твоя, чернее в венах,диктует:Гибель, но не плен!
Ольга Бергольц "Второе письмо на Каму"	Темно -ржавые контуры баррикад		Как угрюмо твое ледяное жилье
Ольга Бергольц "Третье письмо на Каму"			Но мы залечим все его увечья, следы ожогов злых, пороховых.||в сердцах у нас, бесслезных и упрямых,
Ольга Бергольц "Из блокнота сорок первого года"		О, это явь - не чудится, не снится:сирены вопль	Я не дома, не города житель, не живой и не мертвый - ничей	Да, в тишине предбоевой, в печали…, …огромный город, падающий ниц...
Ольга Бергольц "29 января 1941"			Я буду жить одна - везде и всюду в твоем последнем пасмурном бреду...
Ольга Бергольц "Стихи о ленинградских большевиках"				В этом имени - осенний Смольный, Балтика, "Аврора", Петроград. Это имя той железной воли, о которой гимном говорят.
Ольга Бергольц "Февральский дневник"	А девушка с лицом заиндевелым, упрямо стиснув почерневший рот…	услыхали дальней канонады рыдающий, тяжелый, мерный гул:	И стыли ноги, и томилась свечка. Вокруг ее слепого огонька образовалось лунное колечко, похожее на радугу слегка. …А город был в дремучий убран иней А девушка с лицом заиндевелым, упрямо стиснув почерневший рот… Да здравствует суровый и спокойный, глядевший смерти в самое лицо, удушливое вынесший кольцо как Человек, как Труженик, как Воин!	В грязи, во мраке, в голоде, в печали, где смерть, как тень тащилась по пятам, такими мы счастливыми бывали, такой свободой бурною дышали, что внуки позавидовали б нам. Да здравствует суровый и спокойный, глядевший смерти в самое лицо, удушливое вынесший кольцо как Человек, как Труженик, как Воин! И, крылья мечевидные расправив, над нами встанет бронзовая Слава, держа венок в обугленных руках
Ольга Бергольц "Разговор с соседкой"	О ночное воющее небо…			Нержавеющей, бессмертной сталью облик твой запечатлят простой
Ольга Бергольц "Ленинградке"	И не проходят даром эти дни, Неистребим свинцовый их осадок		От свиста бомб над беззащитной крышей…	Почти железной сделалась рука.
Ольга Бергольц "В 1941 году в Ленинграде"			У Фонтанного дома, у Фонтанного дома, у подъездов, глухо запахнутых, у резных чугунных ворот	Или стражу ее, ленинградскую эту бессмертную белую ночь?
Анна Ахматова "Так вот он - тот осенний пейзаж"			И небо - как пылающая бездна, И звуки города - как с того света Услышанные, чуждые навеки.
Юрий Воронов	На улице Росси строй жёлтых фасадов		Вагоны у пустых вокзалов стынут, И паровозы мёртвые молчат… И тёмные дома стоят без стёкол, Как люди, потерявшие глаза.	Лишь хрипло, сквозь метельный сон…
Сергей Давыдов		и пулемет, грохочущий в окне.		Колючих трасс неторопливый росчерк и пулемет, грохочущий в окне.
Эдуард Асадов "Ленинграду"			Здравствуй, по-вешнему строг и молод, Крылья раскинувший над Невой, Город-красавец, город-герой, Неповторимый город
Елена Вечтомова "Дети"			Все это называется - блокада. И детский плач в разломанном гнезде...
Михаил Дудин "Песня незнакомой девчонке"	И зарево после обстрела Горело над черной Невой
Михаил Дудин "Стихи о тебе"	Под Выборгом в снегу, от крови буром, Теряли замечательных друзей.
Михаил Дудин "Кронштадт"	Когда, пылая местью жгучей, Идут кронштадтцы в гром атак, Сметая всё. Их чёрной тучей Кровавый называет враг		Когда, пылая местью жгучей, Идут кронштадтцы в гром атак Сметая всё. Их чёрной тучей Кровавый называет враг	В седой залив, как панцирь, врезан, Из давних дедовских времён Ты встал из камня и железа, Стеной гранита обрамлён. И вновь поднялся враг спесивый. В чаду орудия гремят. Ты в устье Финского залива Стал, бронированный Кронштадт. Так бей врагов свинцовым градом И стой, как сотни лет назад, Железный панцирь Ленинграда, Отчизна моряков - Кронштадт!
Михаил Дудин	Здесь грязь, и бред, и вши в траншеях. И розовое облако вдали.		Душа моя, когда ж похорошеют Обугленные площади Земли?
Михаил Дудин			Идёт гроза, чугунный воздух сгрудив И разбросав на тысячу смертей Порывистым дыханием орудий Тяжёлых дальнобойных батарей
Владимир Лифшиц "Баллада о черством куске"	Вдруг навстречу лучам -		Молчаливый водитель, Примерзший к баранке…	Вдруг навстречу лучам - Синим, трепетным фарам - Дом из мрака шагнул, Покорежен пожаром.
Всеволод Азаров "Ленинградская подпись"			Но дети, что нам дороги до слез, Усаженные в мерзлую трехтонку… Той музыки, что шла в голодный дом И людям заменяла хлеб собою	Хоть до Берлина мог дойти не он, Крещенный смертью на Дороге жизни.
П.Богданов "Псня о Ладоге"				И знаем мы, кровавая блокада Исчезнет скоро, словно тень…
Юрий Воронов "Из писем на большую землю"	Мы разорвём последнюю из простынь Лишь на бинты, но не на белый флаг!			И тёмные дома стоят без стёкол, Как люди, потерявшие глаза.
Юрий Воронов "На московском вокзале"	Вверху под потолком, В пробоине лиловой - Луна, как снежный ком, Обрушиться готовый.			И в мертвенной тиши Поймёшь, бродя по залу: Вокзалы хороши, Пока они вокзалы...
Юрий Воронов "31 декабря 1941 года"			От наших довоенных лиц Остались лишь глаза и скулы.
Юрий Воронов			Но неподвижна очередь людская У проруби, дымящейся во льду. Я забыть никогда не смогу Скрип саней на декабрьском снегу. То пронзительный, медленный скрип: Он как стон, как рыданье, как всхлип. Чуть что - она вздымается опять Во всей своей жестокости нетленной.	Споткнёшься, и без помощи не встать, И от саней - вода дорожкой слёзной... И вдруг - снова темень и тишь над тобой. И звёзды на небе помятом
Александр Прокофьев "А рядом были плиты Ленинграда"	Война с блокадой чёрной жили рядом, Земля была от взрывов горяча.
Николай Браун "Проруби на Неве"	Хмуро их чёрные дыры зияли, Наледи бурой скользили бугры. Вёдра гремели, Струи плясали, Мучимым жаждой дарили дары…		Зори всплывали, и звёзды мерцали В мёртвой, голодной, пустой синеве…
Николай Браун "Ода блокадному хлебу"			Блокадному, не иному, Ржаному и не ржаному, Хоть звали его - ржаной, Землистому, Земляному, Всей тяжестью налитому, Всей горестью земной. Мякинному, Остистому, Невесть на каких дрожжах Взошедшему, Водянистому, Замешенному на слезах
Николай Браун "Упала бомба"				Все рамы, стёкла - сплошь, до самой крыши,- Всё огненная злоба обожгла,

Блокадные стихи часто воспринимаются как кадры кинохроники или фотографии. Это блокада глазами переживших ее. Всматриваясь в строки, вглядываясь в образы, мы осознаем, что блокада Ленинграда - это образ вселенской катастрофы, надвигающейся на людей. Однако именно человек, главная деталь портрета которого ГЛАЗА И СКУЛЫ может противостоять ужасу войны. Будь то первая за день или девятая бомбежка ленинградцы сдержанны и суровы. Блокадная поэзия высказала самое главное - жизнь билась в Ленинграде в объятиях смерти, через смерть, вопреки смерти, потому город и победил её. Мужественность интонации характерны для всех произведений о блокадном городе. Не менее ярок и пронзителен звуковой образ сражающегося города. Смерть вторгается в жизнь людей, властно изменяя всё вокруг. И любимый город со старым милым отчим домом на Палевском, за Невской, с низеньким зеленым палисадом, сентябрьский «золотосумрачный, царственный» Ленинград замирает, как затихает природа перед грозой. И в блокадной поэзии возникает не только зрительный образ Ленинграда («город в снегу», «пустые вокзалы», «бомбоубежищ катакомбы», «немые дома», «окна в крестах») дается пронзительный звуковой образ ГОРОДА: свист бомб, стон вьюги, скрип полозьев санок, везущих труп, лязг, скрежет, снарядный гул. Поэты сравнивают звук падающего снаряда с раскатом дальнего грома, но тут же улавливает их главное различие: гроза, несмотря на страх, вызываемый у людей, несёт в себе жизнь - “влажность высоких свежих облаков”, “вожделение лугов”, “весёлых ливней весть”; звук же, о котором идёт речь и который мы слышим благодаря звукописи, - этот звук несёт гибель. Ключевой сквозной звуковой образ блокадного Ленинграда – звук метронома. В стихах почти всех поэтов, писавших о блокаде, живет радио. С. Ботвинник в стихотворении «Ты мне верни, о память, эти дни...» вспоминает «сумрак ветровой, адмиралтейский штык над головой, шаг патрулей, и злую боль разлук, и тишину, и метронома стук». Образ важный - он и примета блокады, и нечто существенное в ней: «Не зря, как хлеб в молчанье ледяном, его (время – Р.К.) так скупо мерил метроном». Звук метронома вырывается из вымершей квартиры через раскрытую дверь в стихотворении Г. Горбовского («Блокадная дверь»), о метрономе писала первой блокадной зимой О. Берггольц в «Февральском дневнике»: «И тихо-тихо стало в Ленинграде, один, стуча, трудился метроном». В. Азаров в цикле «Сердце Ленинграда» не просто упоминает о метрономе, он пишет о том, как воспринималось неумолкающее радио. Да, неумолкающее, потому что и в те минуты, когда не звучал голос, оно продолжало связывать между собой ленинградцев.

Во тьме казалось: город пуст;

Из громких рупоров - ни слова,

Но неустанно бился пульс,

Знакомый, мерный, вечно новый.

То был не просто метроном,

В часы тревоги учащенный,

Но наше твердое «живем!»

Не дремлет город осажденный.

Таково было общее ощущение, которое отразила поэзия. Метроном пульсировал «учащенно и неотступно - жив-жив-жив-жив». Как непохож образ Ленинграда, глядящий на нас со страниц блокадной поэзии, на привычный нам Петербург! Завершим наш путь по Ленинграду уже в наше время. Невский, Гостиный двор, Литейный, кладбище на Средней Охте, о котором пишет Берггольц в поэме «Февральский дневник», Пискарёвский мемориал, памятник «Разорванное кольцо» у начала Дороги жизни… Нельзя и представить, что там, где сейчас стоят красивые здания, скульптуры, памятники, были руины. Мы вспоминаем прорыв блокады в 70-й раз. И уже нет с нами ни Анны Ахматовой, ни Ольги Берггольц, ни Юрия Воронова, почти не осталось тех, кто выжил в блокаду... Возможно, все они присоединились к тем, о ком Ю. Воронов написал в стихотворении «Мёртвые»

Исаакиевский собор до блокады, во время блокады, наши дни

Блокадная поэзия – это не поэтизации мук и страданий. Действительно, в стихах О.Берггольц, А.Ахматовой, В.Инбер, Ю. Воронова и других поэтов много скорби и много смертей - ведь тысячи ленинградцев погибли за 900 дней блокады. Но для поэтов - это не жертвы, где бы, при каких обстоятельствах не погиб ленинградец, он боец, не оставивший свой пост до конца. И Ленинград, замерзший, голодный, не мертвая пустыня. А город – воин, город- солдат, «крылья раскинувший над Невой, Город-КРАСАВЕЦ, город-ГЕРОЙ». Неповторимый город. Поэты, переживающие лихолетье блокады, стремились увековечить в памяти народной прошлое блокадного Ленинграда. Они в своей военной поэзии очень точно отразили Время блокадного Ленинграда, как историки показали смысл блокадного бытия, запечатлев его для потомков. Хроника военных событий "определила" жанр, интонацию лирических произведений в первые дни войны (стихи-клятвы, стихи-обращения, стихи-воспоминания с грозной призывно-патетической интонацией), лирические стихи-раздумья, стихи-беседо с разговорной исповедальной интонацией в середине войны и, наконец, - лиро-эпические поэмы философского характера в конце войны.

Чтобы разбить, отбросить вражий вал,

Такие вынес город испытанья,

Каких еще ни разу не знавал

За двести сорок лет существованья.

И он величьем духа своего

Достоин тех, кто созидал его.

Вера Инбер «Рожден Петром и Лениным воспитан»

Используемая литература

1.Адамович А., Гранин Д. Блокадная книга. М., 1982.

2.Москва-Петербург: Pro et contra: Диалог культур в истории национального самосознания. СПб., 2000. С. 376.

3.Волков С. История культуры Санкт-Петербурга с основания до наших дней. М„ 2007. С. 425.Липецк

4.Ольга Берггольц, Соч.: Собр. соч., т. 1-2, М., 1958; Избр. произв., т. 1-2. [Предисл. А. Яшина], Л., 1967.

5.Пивень З. Г. Навечно в памяти народной: Записки работника Музея истории Ленинграда. Л.: Лениздат, 1984.

6.Пидемский Борис «Под стук метронома» Издательство Юридического института. 2007 г.

← Вернуться